Орачева: в благотворительности очень важно правило "Не навреди!"

День мецената и благотворителя отмечается 13 апреля в России. Оксана Орачева, генеральный директор Благотворительного фонда Владимира Потанина, поделилась с проектом "Жизнь без преград" своим взглядом на современную благотворительность, ее профессионализацию и потенциал.

Оксана Орачева (Фонд В. Потанина), специально для проекта "Жизнь без преград"

Мы часто используем слова "меценат", "спонсор", "благотворитель", "филантроп" как синонимы. Однако, несмотря на кажущееся сходство, у каждого из этих терминов есть своя специфика. Когда мы говорим о меценатах, мы в первую очередь вспоминаем великих российских предпринимателей, которые в ХIХ веке поддерживали культуру, искусство, образование. Мамонтов, Третьяков, Бурылин — все эти имена навеки останутся в истории нашей страны благодаря музеям, возникшим благодаря их пожертвованиям. Речь идет не только о материальных вложениях: они щедро тратили свою душу, силы, интеллект. Именно поэтому коллекции, давшие начало многим знаменитым ныне музеям, имеют собственное лицо, особое выражение, характер. Это не бессвязный набор предметов — люди собирали их в соответствии со своим собственным представлением о мире, жизни, смысле. В этом и состоит суть меценатства: оно всегда носит очень личный характер.

Мы подчас склонны идеализировать меценатов прошлого столетия. На самом деле, все они были достаточно практичными людьми. Для них меценатство отчасти было вопросом репутации. Многие из них пришли к осознанию этой темы не сразу, спустя много лет после начала деловой карьеры. Порой щедрая поддержка культуры уживалась с вполне жестким отношением к рабочим. Тем не менее, их опыт показывает, что на определенном жизненном этапе любой предприниматель задумывается о том, что он сделал в этой жизни. И важно, к каким действиям приводят эти раздумья. Классический пример — Генри Форд, который предпочел создать благотворительный фонд вместо того, чтобы отдавать налоги государству на наследство… Мотив утилитарный, а результат его действий повлиял на многие поколения меценатов и благотворителей. Фактически, он и другие филантропы заложили механизмы институциональной благотворительности, которые легли в основу "третьего сектора", существующего сейчас.

Благотворительность в современном мире выглядит более механистичной и сложной — с одной стороны. С другой — менее харизматичной, эмоциональной, душевной. Она в меньшей степени зависит от воли одного человека, больше похожа на большое сложное предприятие, в котором задействовано множество людей. Пока бизнес маленький, его возглавляет один человек, который все знает, всех вдохновляет и ведет за собой. Дело разрастается — появляется команда, система, структура… Так же и современная благотворительность перешла на следующий уровень развития. Душевный порыв порой сложно разглядеть за просчитанным системным подходом, когда люди осознанно выбирают и обосновывают сферу поддержки (например, это могут быть непопулярные темы, которые не ассоциируются с красивой картинкой мецената как покровителя театров и филармоний), выстраивают механизм принятия решений, привлекают внешних экспертов и тому подобное. В нынешней благотворительности меньше харизматичных лидеров, больше людей с менеджерским подходом. Впрочем, одно никак не отменяет другое.

Благотворительность становится более профессиональной, и это закономерно. Подавляющее большинство предпринимателей осознало, что невозможно развиваться, не развивая среду вокруг себя — культуру, образование, социальную сферу. Нельзя продолжать работать, не вкладывая в людей, которые работают и живут рядом. Это нормальный ход мирового развития, и радует, что Россия — не исключение. При этом надо помогать очень точно и профессионально, ведь помимо принципа "Помоги!" очень важен принцип "Не навреди тому, кто нуждается в помощи". Деньги могут ухудшить ситуацию, как ни парадоксально звучит — человек может просто не справиться с непривычной ситуацией. И потрачены они могут быть не так, как надо. Найти этот баланс могут только профессионалы. Нельзя заниматься чем-то между делом. Благотворительность сегодня — такая же профессия, как любая другая. В хорошем смысле, бизнес со своими правилами, требованиями, взлетами и падениями.

К слову, если переходить на бизнес-термины, то встает закономерный вопрос — есть ли в благотворительности конкуренция? На мой взгляд, слово не вполне применимо к этой сфере, поскольку прочно ассоциируется с количественными достижениями и соревнованием: больше метров, миллионов, тонн, секунд… В благотворительности нет легко измеряемых в цифрах целей, количество здесь не переходит в качество автоматически. Можно собирать большой объем средств и неэффективно их тратить. Можно собирать меньше, но результативно. Я бы говорила не о конкуренции, тем более за тех, кому помогать. А о стремлении как можно четче определить свое место среди других подобных организаций. Конкуренция в этом смысле да, существует. Четкое позиционирование позволяет окружающим целенаправленно обращаться за поддержкой, а не стучаться во все двери, не понимая, почему им отказали. Это относится как к фондам-донорам, так и к тем, кто собирает средства. Четко формулируя свою миссию, хорошо представляя себя в публичном пространстве, выстраивая коммуникации фандрайзинговый фонд всегда найдет своего жертвователя.

Благотворительность компаний: реакция на кризис >>

В День мецената мне бы хотелось особо подчеркнуть: благотворительная сфера имеет в России огромный потенциал развития. Именно третий сектор постоянно ищет ответы на новые социальные вызовы, находит нестандартные решения трудных вопросов, чутко реагирует на изменения и потребности общества. Благодаря этому благотворительность в социальной сфере всегда идет на шаг впереди неповоротливого государства, задавая высокую планку и апробируя новые инструменты и практики, которые потом могут быть использованы (в том числе, и государством) в широком масштабе.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции