Эпидемиологическая ситуация по ВИЧ-инфекции в России продолжает оставаться напряженной: из 800 тысяч инфицированных в 2013 году было выявлено почти 78 тысяч новых случаев заражения. Руководитель отдела внебольничной помощи и профилактики новосибирского Центра СПИД, врач высшей категории Светлана Валихова рассказала РИА Новости о причинах лидерства региона по выявляемости инфекции, сложностях работы с пациентами и необходимости полюбить самого себя. Беседовал Дмитрий Михалев.
— Светлана Степановна, по общему числу выявленных новых случаев ВИЧ-инфекции в 2013 году Новосибирская область находится на втором месте после Кузбасса. Какая ситуация в этом году?
— Действительно, в прошлом году мы выявили 3,8 тысячи новых случаев заражения. На 1 ноября текущего года количество выявленных случаев у граждан России в Новосибирской области три тысячи. Мы не включаем в расчет анонимные обследования и иностранных граждан. Думаю, что по итогам года уровень будет близким к прошлогоднему. Сейчас на территории Новосибирской области зарегистрировано более 27 тысяч ВИЧ-инфицированных.
— С чем связано такое количество новых случаев заболеваемости?
— Это связано с тем, что у нас есть два активных пути передачи инфекции. Потребители наркотиков внутривенно – самая направляемая на обследование группа и, соответственно, более доступная. Поэтому считается, что это основной путь передачи. В этом году у нас около 64% выявленных случаев — это потребители наркотиков внутривенно.
Но иногда получается, что человек отказался от потребления наркотиков на протяжении 3-5 лет, но по симптомам, схожим с ВИЧ-инфекцией, попадает к нам, его обследуют, и в статистике он тоже проходит как "потребление наркотиков внутривенно". Поэтому сейчас мы часто выявляем тех людей, которые были заражены значительно раньше. Это может быть и 2000, и 2003 годы, когда был подъем заболеваемости.
Второй путь передачи инфекции – половой, составляет порядка 37%. Половой путь передачи более коварен, и во всем мире он является основным. Передача идет от одного партнера к другому, но при этом сам партнер порой не знает, что у него есть ВИЧ-инфекция. Она может протекать бессимптомно на протяжении трех, пяти и даже десяти лет. Человек, инфицировав себя ВИЧ, через две-три недели от момента проникновения вируса в организм становится заразным для окружающих. При этом часто, если он не является донором или не рожает ребенка, в течение десяти лет может не обследоваться на ВИЧ.
Стоит отметить, что 70% новых случаев – это люди, которые нигде не работают или находятся в местах лишения свободы. Также увеличивается количество детей, рожденных от ВИЧ-инфицированных мам.
— Рост новых случаев ВИЧ-инфекции как-то связан с прибывающими в Россию мигрантами?
— В целом выявляемость инфекции среди мигрантов невысокая и "погоды не делает". Чаще мы выявляем мигрантов, которые заражаются уже на территории России, прожив здесь несколько лет.
— И все же почему именно на протяжении последних лет количество вновь выявляемых случаев находится на высоком уровне?
— Понимаете, любая инфекция, в том числе ВИЧ-инфекция, развивающаяся на протяжении многих лет, и сейчас просто достигла определенного накопительного состояния. Оно реализуется в том, что мы выявляем ВИЧ-инфекцию. В связи с такой ситуацией мы расширили скрининг населения, то есть начали прицельно обследовать наиболее уязвимые группы людей. Это приводит к тому, что мы выявляем больше случаев.
Представители центра вирусологии и биотехнологии "Вектор" говорят о том, что на территории Новосибирской области сформировался свой определенный субтип вируса. Да, вирус очень изменчив, может приобретать те или иные свойства, но говорить, что рост связан именно с этим — на сегодняшний день это недоказуемо. Если бы вирус нашел новые пути передачи, тогда другое дело. Но этого нет.
Я думаю, что сначала шло распространение ВИЧ, затем количество инфицированных людей накопилось. В основном выявляем то, что уже было раньше. Просто настал определенный момент времени. Потому что в последнее время много внимания уделяется профилактическим программам, лекциям, а в предыдущие 10-15 лет эта тема не являлась актуальной. Заболеваемость была низкой, поэтому считалось, что все это не приобретет таких масштабов. А раз мы не занимались профилактикой, то, естественно, получили то, что получили. Это относится к ситуации по всей России.
— Насколько сложна работа врача с такими пациентами?
— Врачи, которые работают у нас и приходят в нашу специальность, люди определенного склада. Я работаю здесь уже практически 25 лет, начиная с 1990 года. С этого времени много врачей приходило и уходило. Первая специфика, конечно, это особенность контингента пациентов. Это обычно неработающие люди, потребители наркотиков, отсидевшие в колониях. Не все выдерживают даже простого общения с такими пациентами. Кроме того, тяжесть терапии и осознание того, что заболевание неизлечимое, тоже сказывается. Есть пациенты, с которыми ты работаешь многие годы, и по каким-то причинам их жизнь прекращается. Ты считаешь себя виноватым. Поэтому у людей, работающих в системе СПИД, существует так называемый синдром сгорания, который наступает через семь лет работы. Поэтому мы постоянно проводим обучение персонала, психологические тренинги по общению с пациентами. Ведь кто-то может сказать человеку: ваш анализ положительный, а кто-то падает в обморок.
— Как вы общаетесь с пациентами, готовите их к возможному положительному анализу на ВИЧ? Как они реагируют?
— У нас обязательно проходит дотестовое консультирование. Все лица, которые проходят обследование на ВИЧ, должны обязательно его пройти. В ходе этого обсуждаются возможности положительного теста, сомнительного и отрицательного. Естественно, обговаривается тактика поведения человека в случае положительного результата. Если проведено такое консультирование, то с пациентами потом гораздо легче работать.
Конечно, у каждого человека своя психика. Восприятие ВИЧ-инфекции происходит по-разному. Есть люди, которые после сообщения просто рыдают. У нас обязательно в центре есть психолог, и, когда возникает такая ситуация, работает с человеком.
Есть, наоборот, другая категория, которые считают, что "это неправда, у меня нет ВИЧ-инфекции". При этом обследованы они уже не один раз. Есть же люди, которые закрываются, появляется чувство вины, осторожности, боязни, что об их диагнозе кто-то узнает. Их сложно пригласить на прием, наблюдать, а назначение терапии они воспринимают, как смерть. К таким людям без совместной работы врача и психолога найти подход очень сложно.
— Какого отношения человека к своему заболеванию вы пытаетесь добиться во время общения с ним?
— Мы работаем по схеме, чтобы показать пациенту одно: ВИЧ-инфекция — это не СПИД. Многие считают, что СПИД и "я завтра умру". Но на сегодняшний день хроническая ВИЧ-инфекция может протекать на протяжении нескольких десятков лет. При этом человек, если он получает антиретровирусную терапию, остается вполне трудоспособным. Большинство из них женятся и выходят замуж, рожают детей и продолжают нормальную активную жизнь. Поэтому самое главное – вовремя приходить для наблюдения и сдавать анализы.
Только в случае отклонения анализов мы можем назначить терапию. Если организм нормально справляется с тем размножением вируса, которое в нем происходит, и иммунитет сохраняется на должном уровне, лично я считаю, что таким пациентам независимо от возраста терапию назначать не надо. В общем, человеку надо показать, что ВИЧ есть, но это не смертельно.
О стадии СПИДа можно говорить тогда, когда уже есть вторичные заболевания, тот же туберкулез и другие, то есть иммунодефицит, на фоне которого развиваются более глубокие инфекционные заболевания, которые при нормальном иммунитете никогда не развиваются.
— Какая часть ВИЧ-инфицированных начинает лечиться?
— Во многом это зависит от самочувствия пациента. Если он чувствует себя нормально, то даже при показаниях отказывается от лечения, считая, что здоров. Как только он начинает себя плохо чувствовать, сразу начинает лечиться. Многие находящиеся в системе ФСИН лечатся, потому что там есть определенные привилегии. Выходя из тюрьмы они, естественно, об этом забывают. Потом их находят где-то с туберкулезным менингитом за два-три дня до гибели.
— Есть ли риск заразиться ВИЧ в бытовом общении с инфицированным человеком?
— Вирус не стоек во внешней среде. Если капля крови упала на стол и высохла, то там вируса уже нет. Другое дело, если кровь попадает в рану или на слизистые оболочки. В быту, будь то слюна, слеза, моча, ВИЧ-инфекция не передается. Чтобы передать ВИЧ и заразить человека, необходимо как минимум литр, например, слюны и при этом, чтобы она попала на поверхность раны или язвы.
В принципе, ни один эпидемиологический случай заражения непосредственно в быту мы ни на территории России, ни в Новосибирской области не имеем. Наши пациенты, естественно, могут жить дома. Их можно обнимать, целовать, спать с ними с одной постели, есть из одних плошек. Они могут ходить в бани, бассейны. То есть для окружающих они не заразны. Заразиться, например, вирусным гепатитом намного легче, чем ВИЧ.
— Есть особенности борьбы с инфекцией у детей?
— Если ребенок инфицирован внутриутробно и дети рождаются уже ВИЧ-инфицированными, то инфекция может развиваться быстрее. Но если заражение произошло при родах или при грудном вскармливании, то в этом случае инфекция протекает так же, как и у взрослых. У детей существуют определенные схемы терапии, специальные препараты в сиропах, подбирается схема терапии.
У меня, например, наблюдается девочка, которая родилась в 1991 году с ВИЧ-инфекцией. То есть сейчас ей 23 года. Она жива-здорова, принимает препараты. Не вижу, чтобы она от этого особенно страдала.
— Какие дополнительные меры нужны для снижения заболеваемости в целом?
— В большей части борьба с ВИЧ-инфекцией касается изменения поведенческих особенностей человека. Это должно воспитываться в семье и школе как нормальное отношение к сохранению своего здоровья. ВИЧ-инфекция — по большому счету управляемая инфекция на уровне сознания и поведения людей.
Мы проводили исследования, которые показали, что традиционные формы — плакаты, листовки, буклеты, профилактические статьи в газетах — в самых уязвимых группах эти формы не работают. Необходим выход на наркодиспансеры, реабилитационные центры. Причем, лучше всего, чтобы об этом рассказывали выходцы из этой среды. Они понимают друг друга, общаются на своем сленге, доверяют друг другу. Работа именно в таких группах имеет очень большое значение.
На сегодняшний день в рамках учебных программ нет тех, которые формировали бы правильное отношение детей к ВИЧ-инфекции. Для того, чтобы в любой школе прочитать какую-то лекцию, нужно получить согласие родительского комитета о том, что детям будут рассказывать про презервативы. Целевой работы с подрастающим поколением все-таки нет.
Помню, у меня ребенок ходил в детский сад и когда им делали прививки, они всегда спрашивали: а у вас разовый шприц? Медсестры прямо при них открывали шприц, чтобы показать, что он разовый. Потому что я всегда говорила, что все должно быть одноразовым. Сегодня же девушка может прийти на маникюр в парикмахерскую, а маникюрный набор лишь обтерли тряпочкой. А может, где-то был порез и попала кровь? Почему нельзя попросить обработать? У нас такой менталитет, что мы стыдимся этого. А если бы мы думали, что нам могут передать ВИЧ или гепатит… Нужно воспитать в человеке заботу о себе любимом и переломить позицию "это далеко и меня не коснется".
Я ехала однажды на лекцию с водителем. Вдоль дороги стоят девушки легкого поведения, и он говорит, что, мол, кто только их снимает. Тогда я его спрашиваю: Ну хорошо, а вы не имеете сексуальных контактов?— Ну почему, имею. — И всегда используете презерватив?— Всегда, если женщина незнакомая. — Хорошо. Вы встретили ее сегодня, она незнакомая. Прошла неделя, десять дней, вы узнали, где она работает, чем занимается. Она стала знакомой?— Ну да, — говорит он. — Так вы презерватив используете?— спрашиваю вновь. — Нет, а зачем?— Я говорю: А что за десять дней изменилось в состоянии ее здоровья? Если она не донор, у нее нет заболеваний, передающихся половым путем, не беременная, клинических заболеваний нет, но она может быть ВИЧ-инфицирована. Он смотрит на меня, и говорит: "А что, правда?". Я говорю: "Правда!"
