Лидия Тихонович, специально для проекта "Жизнь без преград"
С сентября 2015 года в России детский дом считается "временным жильем" ребенка перед его устройством в семью. Проходит реорганизация сиротских учреждений. Известный российский педагог и психолог, работающий с детьми-сиротами, приемными семьями, персоналом детских домов и службы опеки, основатель Института развития семейного устройства Людмила Петрановская рассказала о проблемах реформы, развитии усыновления в России и о работе с персоналом детских домов.
Часть первая. Что происходит в детских домах в связи с их реорганизацией?
- С сентября 2015 года детский дом считается "временным жильем" ребенка перед его устройством в семью. В связи с этим детские дома и интернаты должны быть реорганизованы. Людмила Владимировна, расскажите, как идет процесс реформы, что происходит?
— Про реформу, наверное, говорить преждевременно, потому что такое слово как "реформа" предусматривает стратегический план, внятную дорожную карту, разработку технологии, обучение людей, подведение законодательной базы. То есть это сложное действие, которое предполагает существование центра управления процессом. А этого пока нет. Есть некая достаточно разнонаправленная деятельность, не очень системная, но которая, в общем и целом, примерно, в ту сторону.
- Фактически закон вступил в силу, он уже начал действовать. В чем это выражается?
— Вступить-то, он вступил. Но при этом реально он ничем не поддержан. Много лет существовала система учреждений, она была выстроена под определенные цели и задачи, определенные приоритеты: начиная от устройства самого здания до требований к персоналу или оценке качества работы. И от того только, что выдали закон и сказали: "теперь вы должны делать это", мало что изменится.
Вот, например, типичный детский дом, в котором я бываю довольно часто, существующий с советских времен: большие комнаты на шестнадцать кроватей, при каждой комнате туалет системы "две дырки в полу" без двери, без стенок, без всего. Чтобы это переделать, нужны, как минимум, деньги. А финансирования, насколько мне известно, не выделено: ни из центра, ни из местных бюджетов.
- Вероятно, кроме материальных затрат требуются еще и поддержка, связанная с переквалификацией сотрудников детских домов?
— Конечно. Чтобы детей устраивать в семьи, должны быть специалисты. Вы не можете просто взять того же детдомовского психолога, который до этого, в лучшем случае, помогал детям справляться со стрессом, а в худшем — писал характеристики, чтобы их отправили в психушку. И вдруг с завтрашнего дня: здрасьте, ты должен вести школу приемных родителей и сопровождать принимающие семьи. Это невозможно. Нужна подготовка — что-то делается в этом направлении, но системы нет.
- В Постановлении о реорганизации детских домов такие вещи не прописаны?
— Я думаю, было некое давление общественников, в результате чего появился этот закон. Но многие вещи, которые по-настоящему важны, к сожалению, в этом законе прописаны не были. Например, не удалось провести ограничение количества детей в учреждениях. То есть по-прежнему возможно существование учреждений на 100-150-200 человек. И сейчас зачастую получается, что маленькие детские дома закрываются, а дети свозятся в такие учреждения, происходит укрупнение.
Дело не только в укрупнении, а в том, что, когда мы по всей области, например, закрываем детские дома и свозим всех в одно место, это означает для огромного количества детей разрыв тех единственных связей, которые у них были. Потому что, когда они были в своем районе, они могли ездить на выходные к бабушке, к ним могли приезжать, в общем, как-то они были включены в какую-то семейную социальную жизнь…
- Но, с другой стороны, все-таки количество детей в системе уменьшается. Как вы это объясните?
— Да, это так, детей в учреждениях становится меньше. Есть, конечно, демографический фактор: процент детского населения уменьшается, в том числе и процент детей-сирот. Имеет значение и активное движение граждан, которые берут сейчас детей. Начинают постепенно поворачиваться к тем категориям, которые раньше считались совсем трудноустраиваемыми (дети с проблемами здоровья, подростки, дети без статуса на усыновление — с вероятностью возвращения к кровным родственникам). Но это результат, скорее, как мне кажется, каких-то внутренних процессов в обществе, чем реформы.
Семейное устройство сирот: бумажные вопросы и спецподготовка родителей >>
- Скажите, правильно ли я понимаю закон, что теперь деятельность детских домов будет оцениваться, в том числе, и по тому, скольких детей они устраивают? Есть такой показатель?
— Я не знаю, есть ли такой показатель или нет. Я понимаю, что от них этого требуют, но от них столько всего требуют, что они дезориентированы. То есть от них требуют, с одной стороны, чтобы они всех устраивали, а с другой стороны, чтобы не было возвратов. Это взаимоисключающие требования. Если мы ставим жесткое условие, чтобы не было ни одного возврата, то, естественно, как тогда можно устраивать всех?
Понятно, что если ты устраиваешь только "удобных детей" и только в очень ресурсные семьи, то у тебя будет мало возвратов. Если стараешься устроить вообще всех, отдавать кому угодно, кто готов брать, то у тебя будет много возвратов. Найти золотую середину между этими векторами — между "устроить всех" и "устроить удачно" — это очень сложная задача, одна из ключевых.
Но пока эта задача не осознана, не осмыслена, не названа. Все только одновременно кричат: "всех устройте!". А если потом кого-то вернули, то приезжают и начинают закатывать их в асфальт за то, что вернули. Поэтому получается, если меньше устраивать, то и рисков меньше.
- То есть фактически вы говорите, что даже есть сопротивление?
— Естественно. Люди же работают. Во многих местах детские дома — это своего рода "градообразующие предприятия", вообще никакой другой работы на многие километры нет. Они там работают иногда во втором-третьем поколении. Особенно это касается больших учреждений вне городов, интернатов для детей-инвалидов. Там иногда уже третье поколение и они работают определенным образом, считают, что всегда всё делали хорошо, обеспечивая никому ненужным детям какой-то уход. Как они могут просто так поменять свои цели, приоритеты, компетенции? Это совершенно другие навыки, все другое.
- Скажите, известно ли, какие именно учреждения будут закрыты, а какие — нет?
— Нет, практически никто в детских домах не знает точно, будут их расформировывать или нет. Ни в одном регионе не было такого, чтобы мне сказали: "мы должны за 3-5 лет сократить количество учреждений и детей в них, поэтому есть план: в этом году делаем это, в другом — это, вот из этого детского дома наша задача устроить всех детей, а если кто-то останется, то через три года они перейдут вот в тот".
Нужна дорожная карта, чтобы можно было проводить реформу, когда в каждом регионе, каждое учреждение знает: "нас закрывают через 2,5 года, у нас перспективы такие, за это время нам дают такие ресурсы, чтобы мы усилили устройство, сотрудничество с тем-то, такие-то дети у нас выпустятся, новых детей нам не помещают". Но такого я не видела нигде. Везде все сидят на чемоданах и не понимают, что будет дальше. То есть в любой день, условно, в пятницу, они могут получить телефонограмму, что в понедельник за детьми придут автобусы. Это, конечно, крайний случай, но и такое тоже бывало. Люди сидят на чемоданах и, естественно, они находятся в ситуации "жертвы", когда они, втянув голову в плечи, ждут, как с ними обойдутся: то ли у них будет работа, то ли не будет. Учитывая, что сейчас еще кризис, работы другой нет, уровень жизни и так просел, сами понимаете, в каком все состоянии.
- Насколько мне известно, есть люди, в том числе и вы, которые пытаются работать с сотрудниками детских домов, чтобы их переучивать, переориентировать, как-то адаптировать к сложившейся ситуации. Расскажите, пожалуйста, как это происходит? Как удается находить общий язык с теми, кто не хочет ничего менять?
— Люди могут меняться только в ситуации помощи, в созданной атмосфере безопасности и заботы о них, а не просто от того, что сверху им настучали по голове. Поэтому единственный способ делать так, чтобы эти учреждения менялись — это заниматься с людьми с уважением, с вниманием к их интересам, к их потребностям, делать их союзниками, соучастниками процесса.
Одна из негативных тенденций внимания общества к этой теме в том, что их представляют этакими преступниками, врагами, надзирателями в концлагере, которые издеваются над детьми. Здесь есть, к сожалению, зерно правды, потому что это, действительно, достаточно жестокая система. Довольно равнодушная к потребностям каждого ребенка и в ней высокая степень эмоционального выгорания и профдеформации с причудливым сочетанием заботливости с черствостью на грани жестокости. Кто не деформировался, тот просто ушел оттуда.
Это невозможно: иметь дело с такой бедой, с таким количеством несчастья. Либо ты разрушаешься и убегаешь, спасая себя (кто-то прихватывает одного-двух детей), либо ты вынужден отрастить какую-то корку и жить в этом. Для того чтобы люди могли из этой корки выглянуть, чтобы они могли захотеть меняться, чтобы там выживали вновь приходящие люди, нужно строить с ними отношения, нужно много поддержки и заботы…
Часть вторая. "Живу в большом доме с огромным количеством слуг" >>
